Возвращение Станислава Сальникова

7 октября на сцене Черного театра «Dream» /англ. «Мечта»/ состоялась премьера нового спектакля. Пьеса Л. Гольштейна «Давид и Эдуард» по воле режиссера Эдуарда Юркова получила название «Флоранс» и жанровое определение как драматическая история несовпадений. На сцене два героя, совсем немолодые мужчины в обрамлении предельно скупых декораций. Сцена театра, расположенная в помещении торговой галереи СБС, представляет собой идеальное камерное пространство. В нем хочется говорить о сокровенном, чувствуя непосредственно рядом с собой дыхание зрительного зала, управлять его эмоциями, играя полутонами, не боясь быть неуслышанным или непонятым. Публика здесь тоже, как правило, своя, приходящая с особенным настроением взволнованного успокоения. Здесь не надо форсировать звук: тебя поймут и так. Но этому также нужно немного подучиться. Актер всегда должен подправлять что-то в себе, уходить от привычного настроя на резкую подачу, рассчитанную на масштабы больших залов.

Герою этого рассказа, нет не Давиду из пьесы, а Станиславу из жизни, пришлось долго идти к этой премьере. И здесь драматургия не менее сложная, чем у автора. Семь лет назад актер краевого академического театра драмы Станислав Сальников, заслуженный артист России, неожиданно для большого числа поклонников покинул труппу. Театр драмы выдавил вчерашних любимцев публики с энтузиазмом, достойным лучшего применения. О таких артистах, как Сальников, говорят «протагонист». Он не умеет быть вторым. Выбирая его на ту или иную роль, режиссер определяет судьбу спектакля. Его генерал Чернота из булгаковского «Бега» до сих пор стоит перед глазами. Его очень спорный, резкий и жесткий МакМэрфи из «Полета над гнездом кукушки» мало кого оставил равнодушным: молодежь находила в нем ответ на свой юношеский протест, а люди постарше его побаивались, а подчас и ненавидели. Был в жизни Сальникова и классический городничий из «Ревизора» Гоголя, который лихо управлялся с той кутерьмой, которую сам же и затевал. Несмотря на все огрехи постановки, его герой поддерживал бешеный пульс ситуации, все более абсурдной по мере погружения в глубины сюжета.

Ролей было много, были и постановки сложные, психологически емкие, импульсивные. Особенно запомнилась одна: «И была ночь» – по пьесе шведского драматурга Августа Стриндберга «Фрекен Жюли». К таким пьесам подобраться не так- то просто. А он подошел и решил лихо, жестко и внятно. После таких успехов должны посыпаться предложения по части режиссуры, но не тут-то было. Не любят у нас давать волю чересчур талантливым людям. А вдруг зазнаются, выйдут из-под контроля. Да, есть такие люди, что не укладываются в стандарт, с которыми непросто. У них на все свое мнение. Умные с такими личностями договариваются. Иные… Впрочем, что об этом говорить? Одно то, что и Станислав Сальников, и его жена Наталья Иванцова, талантливая актриса с ровным оптимистичным характером, никого не обидевшая и на первые лидерские позиции не рвавшаяся, в одночасье оказались вне театра, говорит о многом. Уже сменилось начальство, но никто не предложил актеру вернуться в театр.

За эти годы у Стаса были разные телепроекты. Он не затерялся на всероссийском уровне. Вскоре после ухода из театра ему поступило предложение стать ведущим международного телеканала о путешествиях по России. Он с удовольствием ездил с группой талантливых телевизионщиков четыре года по всей России, рассказывая в эфире о жизни монастырей, крестьянском быте, кухне разных народностей. В этот же период начались съемки в замечательном телевизионном сериале «Степные дети», где он очень тонко сыграл роль директора сельского детского дома, настоящего отца всем обездоленным. Особенно тронул мою душу сюжет короткометражного фильма «Садовник», где в кадре очень достоверный старый чеченец, не знающий ни слова по-русски. Русские парни, солдаты, не понимая, кто это и что с ним делать, на фоне известных событий почти случайно нажимают на курок автомата. Финал трагичен. Судьба этого садовника, что ехал по делам с грудой саженцев, царапает душу, которую сегодня трудно чем-то удивить.

Но то телевидение. Театр – совсем другое дело. Это понимал и актер. И тут состоялась встреча с молодым режиссером Эдуардом Юрковым. Для артиста даже год простоя может стать катастрофой. Это знает каждый. Страх перед сценой, потеря именно театральной квалификации может перечеркнуть многолетний опыт. Забегая вперед, скажем сразу – этого не случилось. Что-то дало силы сберечь форму, а может, даже и приумножить. Наверное, заслуга здесь и режиссера. А может, помог тот чеченец-садовник, что открыл, как мне кажется, в артисте какую-то новую, ранее неведомую интонацию. Но мы говорим о спектакле: так вернемся к нему.

Флоранс на сцене так и не появится. Но это откровение в трех картинах срежиссировано ею. Перед ее могильным холмиком стоит в меру приличий печальный мужчина. Затем появляется другой. Муж Давид Станислава Сальникова, как выясняется вскоре, воспринимал ее, как обыденность и повседневность. А вот другой… Для друга юности Эдуарда в исполнении артиста Николая Волобуева она – вечно ускользающая мечта, это воспоминание о молодости, о несостоявшейся жизни, о чем-то тайном и хорошем. Муж резок и конкретен – посторонним здесь не место. Нарушен заведенный порядок вещей. Надо все немедленно поставить на место. Но незнакомец упорен – он тоже имеет право быть здесь. Эдуард – антитеза Давиду. Он интеллигентен, хорошо воспитан, осторожен, но настойчив. Два темперамента входят в непримиримый конфликт, за которым проступает постепенно что-то другое. Им будет одиноко без нее на этом свете, глубокая старость не за горами, и переживать прожитую жизнь им предстоит вместе.

У Давида тоже есть тайна, которую он годами нес в себе. И там тоже была другая женщина, память о которой никак не хочет улетучиваться. О, если б знать, есть ли б знать! Это, пожалуй, самый сильный момент в роли артиста Сальникова. Происходит метаморфоза: перед нами уже не сильный, уверенный в себе мужчина, а тот, кто прожил не ту жизнь. Кажется, в нем пробуждается мальчишка или тот молодой парень, каким он был когда-то. Что же ты наделала, Флоранс, зачем не прервала эту череду пустых лет, которые могла бы прожить с другим? Когда сильный персонаж вдруг показывает свою слабость, становится особенно пронзительно больно. У Николая Волобуева свой реванш. Его Флоранс – это любимая ария Кармен. Они оба любили оперу. Это их жизнь, в которой Давиду в силу другого образа мыслей не место. С его деловой хваткой не до оперы. Этот пласт проходит мимо, совершенно не задевая его. Эдуард торжественно объясняет: у него на Флоранс свои права. Отныне Давиду придется с этим мириться.

Тут возникают и эмоциональный взрыв, и конфликт, за которыми следует примирение. Что делать? Они оба более чем не молоды, им доживать вместе, делиться воспоминаниями. «Мир населен незнакомцами», – говорит Давид. Кто-то другой будет завтра обустраивать свою жизнь. Может быть, их взрослые дети что-то сделают лучше. Хотя вряд ли. Любая жизнь подчас оставляет ощущение незавершенности, несвершенности. Сюжет короток и внятен. Фабула пьесы сложна и многопланова. Такие спектакли хороши тем, что в них есть воздух. И режиссер, видимо, дал им этот настрой. В таких случаях стоит ждать развития ситуации, когда каждый следующий спектакль будет прибавлять в качестве. Ведь это тот редкий случай, когда все участники события делают это для себя. А значит – это нужно многим. В искусстве есть такая закономерность.

Такой спектакль важен городу. Есть спектакли крупных, средних форм. Но есть и потребность в доверительном разговоре, в сосредоточенном рассматривании ситуации, рождающем отклик на что-то свое. За это мы и любим драматический театр. А еще для многих зрителей, наверное, станет радостным известие, что любимый артист вернулся на сцену. Он сохранил творческую форму, в чем-то обрел новое качество. Мы слышим прекрасную сценическую речь, видим достойную пластику, интересную подачу, грамотное сосуществование с партнером. Это отнюдь не старческое шарканье по сцене, когда приходится неловко прикрывать глаза и где-то втайне спрашивать себя: «Господи, ну зачем это ему?». Все по-честному и всерьез. Есть сцена, есть артисты, есть монолог, есть диалог, есть боль и правда. И тогда имеет смысл вставать с кушетки и отправляться в путь, чтобы посмотреть спектакль и наполнить вечер большими смыслами.

Елена Петрова

Театровед.

_{Фото Анастасии Колесниковой и Ирины Дидакт}