Культура: Народный хор без народных песен

«Универсум народного сознания» и«мощный интегратор национального духа…»

В Москве, на главной сцене страны, в Кремлёвском дворце, 30 марта прошло выступление Государственного академического Кубанского казачьего хора. Посвящено оно было 80-летию его художественного руководителя Виктора Гавриловича Захарченко. Такое посвящение концерта требовало бы слов торжественных и похвальных. Ведь В.Г. Захарченко является руководителем прославленного коллектива более сорока лет. Создал Кубанский казачий хор таким, каким его долгое время знали и любили в стране и во многих концах света.        

Но с начала девяностых годов и репертуарная политика хора, и исполнительская манера стали претерпевать существенные изменения. С тех пор, как художественный руководитель его уверовал в то, что рамки народной песни стали для него «тесными». Это более чем странное для народного хора утверждение постоянно декларировалось в буклетах. На практике же такая произвольная установка оборачивалась тем, что из репертуара последовательно изгонялась, собственно, народная песня. Настойчиво и беспощадно. И заменялась исключительно песнями самого художественного руководителя на стихи поэтов – как классиков, так и современных, какие мог исполнять любой коллектив. Так художественный руководитель входил в противоречие с композитором, что, в конце концов, не могло не привести к печальному результату – по сути, отсутствию народной песни в репертуаре академического народного хора. Какое-то время такое отступление хора от своего основного предназначения – быть хранителем народной песенной традиции – было не то что терпимым, но не столь явным. Видимо, сама мудрая народная песня сопротивлялась такому насилию над ней и произволу. Подобную подмену репертуара академического народного хора ничем оправдать нельзя. Мне приходилось неоднократно писать об этом несчастье в нашей духовной и культурной жизни на страницах «Новой газеты Кубани» (см.: «Бездомный хор», «НГК», №42, 2016). А потому, музыковед Пётр Белый оказывает плохую услугу художественному руководителю хора, утверждая, что тем самым «он создаёт песенную симфонию ошеломляющей философской глубины». В красочном буклете, который зрители могли приобрести за двести рублей, он так и пишет, что В.Г. Захарченко, «отвергнув случайные песенные тексты», то есть собственно народные песни, «приникает к роднику русской поэтической традиции». Никуда он, конечно, таким образом не «приникает». Нет никаких оснований противопоставлять народную песенную традицию и поэтическую традицию, тем более –ставить их в альтернативное положение. Такое противопоставление –не столь безобидно, так как в результате его какая-то традиция должна стать «победительницей», а какая-то отброшена, что, собственно, и стало происходить в репертуаре Кубанского казачьего хора. Но музыковед пытается убедить зрителей в том, что к поэтическим текстам художественный руководитель применяет «фольклорный метод освоения» и, тем самым, «вводит их в универсум народного сознания», а стало быть, «выступает как мощный интегратор национального духа». То есть надо полагать, что не сценическое искусство подпитывается фольклором, а сцена творит фольклор. Ничего подобного, разумеется, не происходит и происходить не может по самой природе народной песенной традиции.

В отличие от юбилейных выступлений в Краснодаре, встречаемых восторженно, в Москву народный хор приехал, по сути, без народных песен. С одной песней – «Сонцэнызэнько» в исполнении талантливой Софьи Бовтун. Да другая песня «Витрыбуйни» была исполнена по заявке зрителей. Естественно, зрители стали демонстративно уходить. Тем более, что руководитель хора по «традиции» начал читать им длинные, нудные и неуместные лекции о большом значении патриотизма… На мои вопросы почему они уходят, отвечали так: «Это не казачьи песни, не наши…». Лекции художественного руководителя о патриотизме постоянно прерывались аплодисментами зрителей, тем самым дававших понять, что они неуместны на концерте. Но руководитель настаивал на своём, понуждая их выслушивать банальности. Возникала неловкость, на концерте просто не допустимая. Неловкость вызывало и то, что взаимоотношение руководителя и коллектива было не гармоническим, как должно, а прямо-таки деспотичным…

Ясно почему руководитель так настойчиво отходит от народной песни. Он больше доверяет прямой декларации, чем образному представлению. Это давняя болезнь –как сценического искусства, так и литературы – побуждать людей к действию, искать в искусстве немедленной и практической пользы, а не просвещать их духовно. Идти и будить «уснувших», «равнодушных» людей – это ведь пренебрежение и презрение к людям. Известная «традиция», берущая начало своё ещё с революционных демократовXIX века. Но теперь-то зачем её реанимировать?..

Удивило почти полное отсутствие танцевальных номеров. А в тех, что были, исполнители предстали с плётками, нагайками. Если раньше они выступали с шашками – символом доблести, то теперь – с нагайками, символом подавления народного гнева. Не намёк ли это на день сегодняшний? Ну, кому не ясно, символом чего в общественном сознании является казачья нагайка и какой чем она обошлась казачеству в советский период, нашим дедам и отцам. Но коль руководитель настаивает на этом, коль сводит казачество к нагайке – это уже позиция. Словом, «иди и буди» спящий, равнодушный и неразумный народ, не понимающий счастья своего, – плёткой, нагайкой. Как такое унижение казачества вяжется с декларациями о патриотизме? Не только не вяжется, а противоречит ему. А пустые декларации о патриотизме, кому они нужны…

Удивило зрителей и настойчивое включение в программу украинских песен, и долгое, довольно наивное объяснение руководителя, почему он это делает. На это можно заметить то, что проблема кубанской народной песни состоит не в том, что среди них есть украинские песни, а в том, что многие кубанские песни имеют украинское происхождение. Здесь намного важнее проследить, как русская народная песенная традиция вбирает в себя традиции других народов, в том числе, и украинскую… В таком же виде включение украинских песен в репертуар– в то время, как и на Кубани гуляет ядовитая идеология «украинофильства», –  представлялось неким «подношением Украине», давно свойственным руководителю хора. Иникак не соотнесённым с реальной действительностью.  Видимо, и поэтому ещё зрители негодовали и покидали зал.

Кубанский казачий хор – национальное достояние. Он не может быть выразителем творчества одного человека, пусть и талантливого. В таких случаях обычно создают свой авторский коллектив, служащий для удовлетворения своих творческих и личных амбиций, а не разрушают народный хор. Слишком дорогая цена для такой, что уж там, – эгоистической установки.

Неисповедимы пути культуры, ни в какую обыденную логику не укладывающиеся. А потому запоздалые и неуместные сетования на то, что в советское время творчеству мешал «неусыпный партийный надзор», неуместны. Ведь был надзор и была народная песня. А наступившая «свобода» её куда-то смыла. Видимо, тут проявилась закономерность, выраженная Ф.Достоевским: «Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничный деспотизм». Да это и общая закономерность художественного творчества, выраженная к примеру, в стихах выдающегося поэта В.Соколова, которому в апреле исполнилось бы девяносто лет: «Художник должен быть закрепощён/ Чтоб ощущать достойную свободу». А «безграничная свобода» нужна лишь графоманам, которым мешают законы поэтического творчества.

Действо, происходящее на сцене, как бы освящалось ликом Спасителя, Пантократора. Пантократор – поясное изображение Христа, благословляющего правой рукой и с Евангелием – в левой. И – совершенно светской надписью на церковный лад: «Исполнить долг, завещанный от Бога». Надеюсь, что истинно верующим людям понятно, что икона и молитва на сцене так же неуместны, как и торговля в храме. Ведь когда Господь изгонял торговцев из храма, это не значило, что людям вообще торговать не следует. Это значило, что здесь, в храме, торговать нельзя. Так же и на сцене –нельзя делать то, что подобает делать в храме. Иначе мы нарушаем иерархию ценностей, что ничем не извинительно, даже самыми высокими и, вроде бы, добрыми намерениями.   В этой клерикализации нынешней жизни и культуры без веры – ничего хорошего, конечно, нет.

Очередное выступление в Москве академического Кубанского казачьего хора явно не удалось. Никто на былые заслуги В.Г. Захарченко не покушается. Это то, что было и остаётся. Но это удивительное явление нашей российской жизни вообще – оберегание титула при потере права на него…

Мы, конечно, присоединяемся к поздравлениям В.Г. Захарченко со славным юбилеем. Желаем ему крепкого здоровья, быть и дальше «универсумом» и «интегратором», но Государственного, академического казачьего народного хора, всё-таки жаль… Кто, когда и как будет теперь возвращать в общество традиционную народную культуру, народную песню? А без этого, без народного духа – никакие наши грандиозные предначертания по нормализации жизни в стране – невозможны.

Это печально –осознавать и трудно говорить об этом. Когда происходит общее народное падение – хозяйственное, культурное, нравственное,– не остаётся нигде такой сферы, которая была бы не поражённой и не искажённой этим общим несчастьем. И никакими декларациями этого уже не поправить. Это мучительно преодолевается только работой души.

В Книге пророка Иеремии говорится о том, что когда народ отпадает от Бога, то отпадают все – и пророки, и священники. Тогда и появляются «пророки», говорящие от себя, пророчествующие ложно, которых Господь не посылал… Это – не в качестве аналогии, а к тому, что нам уже давно бы пора после революционного века искать не только социальный смысл, но духовный и эстетический смысл нашей истории и нашей жизни.                                                             

Пётр ТКАЧЕНКО, литературный критик, публицист, прозаик

Москва – станица Старонижестеблиевская

Комментарии:

добавить комментарий